Возможны различные виды колорита, и каждый из них предопределяется предметно-изобразитель­ным и идейным смыслом, в чем легко убедиться, рассмотрев цветовой строй разнообразных по сюже­ту, времени создания и художественной школе про­изведений живописи.
Древнерусский художник Дионисий строит свою икону «Митрополит Алексий с житием» (начало XVI в., Государственная Третьяковская галерея) следующим образом: митрополит изо­бражен в рост (средник иконы), его окружают клей­ма, повествующие о жизненном пути святителя. В целом икона светлая, выполненная в легких тонах прозрачными, как бы светящимися красками. Но в клеймах разбросаны пятна плотной красной кино­вари, явно отличной по своему характеру от прочих красок. Такое сопоставление разнохарактерных цве­тов могло бы породить колористическую несогласо­ванность, но в данном произведении этого не наблю­дается. Киноварные пятна образуют второй тональ­ный ряд, отличающийся от основного цветового строя и как бы обрамляющий центральное изобра­жение. Подобно тому,   как   бронзированная   рама (если она удачно подобрана) замыкает картину и содействует лучшему ее восприятию, хотя и не объ­единяется с ней, окружение всего изображения та­кого типа, как в данной иконе, ритмически и равно­мерно (композиционно) расположенными пятнами цветов, не вписывающихся в общий цветовой поря­док, не разрушает, а, наоборот, укрепляет его. Это произведение политонального построения.

Во фреске XII века «Чудо Георгия о змие» из церкви Георгия в Старой Ладоге изображен Георгий, восседающий на торжественно переступающем коне, на фоне неба и горок в золотом панцире с наки­нутым на него вишневым плащом. Горки, конь и фигура Георгия трактованы условно, орнаменталь­но. Условно же, орнаментально и ритмично нари­сованы на первом плане царевна и влекомый ею змий. Вся композиция выполнена (в основном) в светлых голубо-сероватых и золотистых тонах. Виш­нево-коричневый цвет плаща Георгия, гривы и хво­ста коня, седла на коне, окантовки горок воспри­нимаются несколько обособленно. Но этот же виш­нево-коричневатый цвет акцентирует и общий цветовой строй, не привнося колористической раз­дробленности.

Среди произведений русских художников XIX века интересна своим колористическим строем кар­тина Н. Н. Ге «Голгофа». Ее слепящий колорит кон­трастен по светлотным отношениям. Наиболее плот­ными и интенсивными цветами наделено изображе­ние фигуры Христа (его хитон достаточно насыщен­ного малинового цвета). По бокам от фигуры Христа, написанные в цветах темной охры и натуральной сиены, две фигуры разбойников. На втором плане — лишь легко намеченные, силуэтно трактованные людские группы. Общий непредметный фон и земля желтовато-белильные, при неплотно проложенном, просвечивающем красочном слое. Широкая тень на земле — фиолетово-синяя. Сочетание цветов нарочи­то резкое, хроматически-контрастное (в основном — фиолетовый с желтоватым). Фактура красочного слоя и техника письма, цветовая контрастность выбраны автором в расчете на создание у зрителя ощущения трагизма. Картина Ге «Голгофа» — по существу под­малевок (она не окончена), но смотрится совершен­но законченной и по праву считается одним из заме­чательных произведений русской живописи XIX ве­ка. Ее колориту в некоторой мере присущ эффект излучения внутреннего света, которого не достигали другие художники того же времени. «Голгофа» пред­ставляется исключительным примером.

Колорит произведений многих русских и запад­ноевропейских художников, особенно XIX века, строится соответственно естественной или искусст­венной «натурной» освещенности и воздушной пер­спективе. В таких живописных произведениях свет и воздух, как писал Дидро, выступают «всеобщими примирителями гармонии». Это не означает, что ху­дожник, следующий этому принципу, не использу­ет светлотные (яркостные) отношения для построе­ния композиции, для выделения и подчеркивания сюжетно главного, так же как и освещения для уси­ления эмоциональной выразительности своих произ­ведений. Примером может служить картина В. Г. Пе­рова «Последний кабак у заставы» (Государственная Третьяковская галерея). Перов последовательно придерживался принципа натурности освещения, но нельзя при этом не видеть того, что в этой картине сопоставление оранжевого цвета зари и освещенных окон кабака с синеватыми тем­ными цветами всего пейзажа, включая стены дома, рассчитано на сильный эмоциональный эффект. В определенных пределах такой колорит допускает и отступления от натурности, однако не противоре­ча тому,  что наблюдалось в натуре.   Построение цветовой композиция тогда  подчинено  природным закономерностям материальной среды.